Из кухни вывалились Степашка и Мишка. Я понял — они никогда не слышали, как их босс плачет и завывает от боли. Держу пари, им понравилось.

Они даже не бросились на меня сразу, — может, растерялись, а может, надеялись, что я врежу главарю еще раз.

Я не стал ждать. Мило улыбнулся и ринулся вон, к двери.

(Окончание следует.)

— Отдайте это моей дочери, — сказал незнакомец.

Я чуть не проглотил ложку.

Нельзя так пугать людей, — особенно во время обеда.

В маленьком кафе пахло фруктами и дорогим кофе. Я сидел за стойкой и как раз пододвинул к себе тарелку с ананасовым тортом, раздумывая, не заказать ли еще.

Знаю, крутые парни не могут любить пирожные.

Они едят только мясо, с кровью, причем зубами — без вилки. Так что никому не рассказывайте о моей маленькой слабости.

— Кому? — переспросил я.

Тонкий желтый конверт лег на мою чашку с кофе.

— Моей дочери. Скажите, что от меня.

Незнакомец посмотрел мне в глаза. Прямо, открыто — но в то же время без вызова. Такому человеку сразу хотелось верить.

Этот честный взгляд бывает только у профессиональных мошенников.

У меня такой же.

— А вы, собственно, кто? — спросил я.

Незнакомцу было за пятьдесят. Одевался он скромно, — как честный человек, разбитый в глазунью кризисом. Но его жесты, манеры сразу выдавали нувориша.

Парень из низов, что поднялся наверх тяжелой работой, — и снова уткнулся в грязь носом, получив пинок от судьбы. Впрочем, он не выглядел проигравшим.

Настоящий игрок умеет держать удар.

Он улыбнулся и поднялся из-за стойки.

— Просто передайте.

Человек зашагал к двери.

Его уход смотрелся весьма эффектно. Не хватало лишь финальных титров и грустной музыки. Но потом он все перегадил. Вытянул шею, как цапля, испуганно присел и порснул прочь от двери.

Та сразу же распахнулась.

В кафе ввалились трое братков.

Первый подошел к стойке, забрал мой торт и стал есть руками. Хозяин прижух. Стало ясно — эта братва рулит на квартале.

— Весь день ничего не жрал, — сообщил главарь.

Когда он говорил, из его рта вылетали слюна и крошки.

— А толку нет…

Бандит хлопнул фотографией об стойку.

— Видел этого козлодоя?

Я медленно начинал звереть.

Мало того, что мне испортили обед. Так этот урод съел мое пирожное!

Да, знаю, крутые парни так не говорят.

Извините.

Хозяин вытянул шею, — видно, боялся подходить ближе.

— Только что был здесь, — испуганно пискнул он. — Не знаю, куда ушел.

— Мишка, Степашка, — прорычал бандит, жамкая руками бисквит. — Быстро найти его.

Те ломанулись к заднему выходу.

По их недовольным лицам я понял, что они тоже с утра не жрамши. Но спорить с боссом не собирались, — и правильно.

— Че еще скажешь? — бандит рыгнул. Да, в этом деле он явно был чемпионом. — С кем пришел, на какой тачке приехал, может, по телефону трепался? Ну рожай быстрей, мне некогда ждать.

— Он вот с этим говорил, — хозяин показал на меня.

А почему я до сих пор не ушел?

Прежде всего, — мне бы по-любому не дали доползти до двери. А главное, я знал, что это кончится дракой.

И предвкушал.

— Ну, — спросил бандит, повернувшись ко мне. — А ты что за хрен?

Никогда не хамите парню, у которого в руках вилка.

Особенно, если она острая.

Я всадил ему свое оружие в руку, — да так, что почти пропорол насквозь. К стойке не прикнопил,

конечно, — но все равно получилось весело. Сам от себя не ожидал.

Парень начал кричать от боли.

Меня это огорчило. Я дал ему кулаком по горлу, и он перестал.

Понятливый!

Из кухни вывалились Степашка и Мишка. Я понял — они никогда не слышали, как их босс плачет и завывает от боли. Держу пари, им понравилось.

Они даже не бросились на меня сразу, — может, растерялись, а может, надеялись, что я врежу главарю еще раз.

Я не стал ждать. Мило улыбнулся и ринулся вон, к двери.

И знаете? Я бы успел добежать к машине, сесть в нее, завести мотор и убраться к чертовой матери.

Вот только в дверях стоял человек.

Это был китаец, похожий на улыбающуюся луну. Небольшого роста, жилистый, в сером костюме.

Парень смотрел куда-то через меня.

— Ting, — сказал китаец.

Я не успел припомнить, что это значит.

Он положил мне руку на грудь, — легко, я даже и не почувствовал. А потом я уже летел через всю залу, сшибая стулья и разбивая столы.

Шмякнулся в угол, и полка с глиняными горшками упала мне на голову.

Раздался выстрел.

Это оклемался браток. Теперь он стоял у стойки, левая рука прижата к груди. По рубашке расползлась кровь.

В правой бандит сжимал пистолет Макарова.

Похоже, китаец мне жизнь спас. Александр Македонский сказал: «Лучше умереть, чем оставаться у кого-то в долгу». Вот уж не уверен.

Китаец переступил порог.

Когда он дошел до стойки, все трое бандитов были уже мертвы. Не знаю, как это у него получилось. Я как раз на полу валялся, не видел.

В кафе давно уже никого не осталось. Только хозяин скорчился на полу. Видно, его задело случайной пулей — он вздрагивал, прижимая ладонь к ноге.

Пальцы были красными и блестящими от крови.

— Так тебе и надо, стукач! — хотел было пискнуть я, но потом решил, что лучше помолчать в тряпочку.

Полезное занятие, всем советую.

— Я ищу этого человека, — сказал китаец.

Говорил он чисто, почти без акцента.

Хозяин кафешки поднялся.

Ему было очень страшно.

— Узнаешь его? — на стойку вновь легла фотография.

Хозяин быстро кивнул.

— Убег он, пару минут назад. Когда эти появились.

Его дрожащая рука потыкала в мертвецов.

На этот раз сдавать он меня не стал. Боялся, наверное, что ему вновь достанется на орехи.

— Хорошо, — только и ответил китаец.

Прозвучало так, словно он оценку собеседнику ставит.

Человек из Пекина еще раз оглядел зал. Потом вышел, не оборачиваясь.

* * *

Чертово письмецо жгло карман.

Я не мог решить, что с ним делать. Может, открыть? Но есть секреты, которых лучше не знать. По крайней мере, если хочешь дожить до завтрака.

Просто сжечь? Тоже не прокатит. Ведь тогда отыграть назад уже не удастся.

— Вина? — спросил официант.

Я выбрал ресторан «Гончаров».

"Кормят здесь мерзко

Но московский бомонд любит эту гадюшницу.

И это неудивительно. Для того чтобы подняться наверх, надо съесть столько грязи, что никакой вкус уже не почувствуешь.

Вот почему я никогда не пытался сделать карьеру.

Убивать людей гораздо приятнее.

— Нет, только энчиладос.

У «Гончарова» были два преимущества.

Здесь меня не убьют, — по крайней мере, пока я сижу за столиком. Значит, нельзя много пить, даже минералки.

Неизвестно, сколько придется тут проторчать, — а умереть в туалете, получить пулю в спину и плюхнуться рылом в писсуар, — нет уж, такая смерть не по мне.

Но я пришел в «Гончаров» не прятаться.

Здесь, вокруг меня, порхало множество всякой швали — от кинокритиков до юных шлюшек, что мечтают выйти замуж за олигарха. Если меня кто-то ищет, — скоро ему доложат, где я.

Я не собирался бегать по Москве, стучаться во все двери и выяснять, кто пытался меня убить.

Пусть сами меня найдут, а потом посмотрим.

Вскоре так и случилось, — я даже не успел доесть.

— Один человек хочет поговорить с вами, — сказал официант.

Впрочем, на самом деле гостей оказалось трое.

Видно, охранники или людьми не считались, или говорить не умели.

— Хорошо, — согласился я. — А кто он?

Официант не успел ответить.

Гости подошли к нам.

Первый — с лицом лесоруба, об которого в детстве папа точил топор. Увидишь такого в тюремной робе — сразу решишь, что парень был обычным быком и шестерил у пахана.

Но нет, — лесоруб носил дорогой костюм и явно привык к роскоши с детства. За его спиной переминались братки.

В «Гончаров» обычно такую шваль не пускают.

Сам войди, — а своих горилл, как и шапку, надо сдавать на входе.

— Оставьте нас, — велел лесоруб.

Братки и кельнер исчезли, словно по тарелкам попрятались.

— У вас есть то, что я хотел бы купить, — сказал незнакомец.

— Счастье не купишь, — безмятежно ответил я. — Как и красоту.

— Согласен, — кивнул лесоруб. — Зато их можно испортить.

Я улыбнулся.

— Вижу, вам уже, — сказал я.

Незнакомец нахмурился.

Не привык, что ему так отвечают.

— Мне нужно письмо, — сказал он. — Сколько вы за него хотите?

— Письмо не для вас. Сами знаете.

Незнакомец нахмурился, и маска крутого мэна сползла с его лица.

— Не надо тревожить мою сестру, — сказал лесоруб. — Ей и так тяжело пришлось. Если Даша узнает, что отец вернулся…

Он скорчил такую рожу, словно поцеловался с опоссумом.

— Может, начнем с начала? — предложил я.

— Хорошо, — тот вынул бумажник.

Денег там было столько, словно лесоруб уже раз пятнадцать продал всю Солнечную систему.

— Знаю, вам досталось с утра… Сколько вы хотите за беспокойство?

Надо сказать, что в «Гончарове» не принято показывать деньги. Нечто вроде особого ритуала. Но для незнакомца все эти правила, видно, были не писаны.

— Письмо для вашей сестры, — упрямо повторил я. — Если вы, конечно, и правда ее брат. С ней я и буду говорить.

С этом-то и была главная закавыка.

Я ведь понятия не имел, кому отдавать конверт.

— Честный, значит, — лесоруб поглядел на меня.

Глазки у него были маленькие и сидели глубо-ко-глубоко, — словно боялись вывалиться из черепа.

— Ладно. Я это уважаю…

Он пояснять не стал, но мне показалось, что дело в его отце. Парень, которого всю жизнь кидал собственный папуил, — волей-неволей научится ценить тех, кто держит слово.

Правда, со мной-то он, конечно, ошибся.

— Я отвезу вас к Даше. Расскажете по дороге, что вам говорил отец. Хочу знать, как он…

Мы поднялись.

Опять мне поесть не дали, ну что ты скажешь.

— Письма со мной нет, — предупредил я. — Это я на тот случай, если вы решили убить меня и ограбить.

Лесоруб просто не ответил.

Очень мне хотелось спросить, как его зовут.

"Но бедолага-то думал, что я его знаю. В Москве таких много — каждый считает себя звездой только потому, что как-то раз бывал у Малахова

Незнакомец за меня заплатил.

И то хорошо. Жить за чужой счет — главный в мире талант.

А когда мы вышли из «Гончарова», парень получил пулю.

Никто не успел ничего сделать. Ни я, ни его охранники.

Только что мы шли по ступенькам и он говорил мне:

— Даша очень много перенесла. Будьте помягче с ней.

А потом — бах! — и он лежит на ступеньках, идет снег, а на его груди расцветают розы, как сказал бы горе-поэт.

Машина пронеслась мимо, — я не успел увидеть ни номеров, ни водителя. Что-то сегодня я по крупному лопухаюсь.

— Позаботьтесь о Даше, — прошептал незнакомец и потерял сознание.

Вот радость-то…