Необыкновенный ребенок,

каким первые годы после рождения считала Рому мама, родился слабеньким и болезненным. Родился не один — близнецы часто случались в роду по материнской линии. Но выжить удалось одному. Второй младенец, пол которого остался неустановленным, родился мертвым.

Мама души не чаяла в сыне. Любила, баловала его. Мальчик ни в чем не знал отказа. Он был кумиром семьи, хотя отец и пытался воспитать из него «настоящего мужчину» методом диктата и физической силы. Зато мама всячески демонстрировала необыкновенную одаренность ребенка: читать-писать научился рано, еще до школы. Мама мечтала, что сын вырастет неординарным человеком. Со временем мечты уступили место разочарованию. Но мать по-прежнему чрезмерно опекала Рому, вызывая в ребенке тихий детский протест. С отцом у мальчика отношения всю жизнь не ладились. Он боялся отца с его диктатурой физической силы и преклонением перед деньгами. Битье было основным методом отцовского воспитания.

В семь лет мальчик научился курить и начал мастурбировать — научили одноклассники-первоклашки. За этим занятием он был застигнут и сурово наказан. Страх перед наказанием остался, но курить и онанировать Роман не бросил. Стал прятаться от родителей. На почве постоянного страха началось недержание мочи. Мальчик стал бояться, что дети, узнав об этом, будут его дразнить. Страх все больше овладевал Ромой, со временем став постоянным спутником.

В восемь с половиной лет с ним случилась еще одна беда: упав во время игры, он получил закрытую черепно-мозговую травму.

Родители в больницу с этим не обратились, вроде само прошло, только на характере мальчика сказалось. Он стал нервным и агрессивным. Его стало раздражать все, что можно назвать словами «неказистый, жалкий». Романа бесили облезлые бродячие кошки и собаки, грязные бомжи-алкоголики. У него появились приступы необузданной жестокости. В такие моменты он убегал из дома и расстреливал камнями окна проходящих электропоездов. Ему не было и девяти лет, как он стал мучить и убивать мелких зверушек — ежиков, птичек, кошек. Агония смерти завораживала и вызывала в нем сильные ощущения. Узнав, что сын убивает животных, мать усилила контроль, буквально за руку водила в школу и домой, вызывая в сыне еще больший протест. Мальчик все чаще стал убегать из дома. В один из таких побегов он поджег склад с сеном, а потом с упоением и восторгом наблюдал, как все горит, как суетятся вокруг беспомощные пожарные. Он чувствовал себя всемогущим.

«Феномен Чикатило» — такой диагноз поставили 13 ноября 1992 года в Ростове-на-Дону в лечебно-реабилитационном научном центре «Феникс», возглавляемом судебным психиатром профессором Александром Бухановским, куда измученная «странностями» сына мама его привезла. Диагнозу предшествовало обследование. Мальчик не скрывал от профессора и врачей своих пристрастий, охотно делился страшными фантазиями. Курс лечения он проходил за счет Центра. У родителей не было на это средств, ведь лечение было необычным, не от простого нервного расстройства. «Феномен Чикатило» — такое заключение выдали матери мальчика, научные выводы профессора Бухановского о том, что сексуальных маньяков можно выявлять еще в детском возрасте и лечить, еще раз получили свое реальное подтверждение.

В центре Бухановского мальчик провел год. Был мил и контактен с медперсоналом женского пола. Явно презирал других детей с психическими отклонениями. Он по-прежнему считал себя необыкновенным.

После года лечения в «Фениксе» он перестал мучить и убивать животных. Успокоенная мать стала привозить сына на консультации все реже. Вскоре и вовсе стала ограничиваться беседами по телефону.

Состояние мальчика резко обострилось летом 1993 года после того, как он стал жертвой сексуального насилия, совершенного подростками. Он все рассказал маме, но чем она могла помочь? Еще один страх — страх, что это повторится — поселился в душе Романа. Он снова стал все чаще убегать из дома, расстреливать камнями электрички, подкладывать на рельсы камни, мечтая увидеть крушение поезда и много окровавленных трупов. Чтобы все ахали, но никто не знал, кто это сделал. Все чаще его тянуло на кладбище.

— В полнолуние я будто в другого человека превращаюсь, — делился он своими переживаниями с лечащим врачом «Феникса», куда мама опять привезла его. — Мне очень хочется раскапывать могилы на кладбище…

Еще год прошел относительно спокойно. Мальчик подрос, стал ломаться голос, он стал интересоваться девчонками, только они его не замечали. Да и сам робел. Теперь, убегая из дома, он пропадал на кладбище, где было тихо и спокойно. Это помогало погасить озлобленность на окружающих. Мать заметила перемены в сыне и испугалась. Когда на него «находило», он становился, по ее словам, похожим на охотящегося зверя. Взгляд, походка — все пугало. Сын в то время, как мог, боролся с собой. Как-то, чтобы перехотеть идти на кладбище, съел целый тазик винегрета. И перехотелось. Только мама ругалась.

Со временем появилась тяга к выкапыванию трупов из могил. Он искал на кладбище свежие могилы, рыл руками землю, обливаясь потом от страха, мечтая потрогать труп. Один раз это ему удалось. Камнем пробив крышку гроба и просунув туда руку, он потрогал лицо покойника.

Бессистемное лечение помогало мало, а некрофильские фантазии не отпускали. Появилась тяга к маленьким детям. В мечтах он встречал маленькую девочку и… Как-то чуть было Рома не осуществил свои мечты, когда возле породного отвала он встретил пятилетнюю девчушку. Остановил страх перед арестом и тюрьмой. Все чаще он стал просить маму познакомить его с женщиной постарше, чтобы он мог получить нормальный секс. Мечтал об этом. Мысленно был с этой женщиной груб и жесток — чего с ними цацкаться! Сказывалась отцовская школа: женщины — не люди. После очередных просьб и кошмарных некрофильских откровений мать поместила его в местную лечебницу, где ему вновь провели курс по методике профессора Бухановского.

Гарри тяжело опустился на стул.

Я смотрел на него и думал — куда исчез веселый, бесшабашный морпех, которого я знал в Ливии? Плечи опустились, живот обвис, на голове проклюнулась лысина.

Но сильнее всего изменились глаза. В них погасла искра, исчез веселый огонь, — остались лишь тоска и тревога.

(Окончание следует.)