Нефед скинул с себя влажное кимоно, прошел в душевую кабинку, устроенную рядом с кабинетом. При мысли о том, что скоро он встретится с Косатым, подымалось настроение. Два года прошло, как Косатый, прихватив общак, ударился в бега. А ведь Нефед доверял ему как самому себе. В начале девяностых, как только Косатый приехал в Питер откуда-то из тьмутаракани, Нефед взял его к себе, обучил всем премудростям — ломать челюсти с одного удара, стрелять на бегу, играть в буру, решать любые вопросы.

Кендо изобрели японцы, а японцев Нефед уважал. В девяносто пятом они искали одного должника, обнаружили в Токио. Нефед сделал заказ тамошним браткам, через неделю получил посылку со ступней должника, вываренной в каком-то чудодейственном растворе, — черная сухая нога напоминала обломок хоккейной клюшки. Нефед долго возил ее в багажнике джипа, иногда по пьянке показывал корешам. Черная, жутковато поблескивающая клешня подымала его авторитет не меньше, чем пудовые кулаки и умение пить, не пьянея. Правда, на одном из обысков ступню отобрали. Нефед пару раз пытался ее выкупить, но милицейские чины столько запросили, что легче было заказать новую. Но до новой никак руки не доходили, да и подходящего должника не было — в последние годы достаточно было упомянуть имя Нефеда, чтобы тут же нашлись и деньги, и товар, и даже несуществующие долги.

Нефед положил короткий меч на деревянную подставку, опустился на соломенную циновку. Как всегда после утренней тренировки, приятно ныла спина. Кендо явно шло на пользу. Нефед прикрыл глаза, пытаясь медитировать. Под веками клубилась розовая рваная пена, похожая на пузырящуюся кровь. В девяносто седьмом они покрошили с десяток конкурентов из Рязани прямо в зале спортклуба — кровь хлестала ручьем, через пять минут стала застывать, пузыриться. С тех пор его частенько посещали полузабытые видения — заляпанная кровью шведская стенка, тяжелые капли, стекающие по металлическим дужкам, скомканный мат, в центре которого стынет розовая лужица. Хорошие были времена, праведные...

Нефед скорее почувствовал, чем увидел — справа приоткрылась дверь, в зал кто-то вошел.

— Чего надо? — рявкнул Нефед.

Он терпеть не мог, когда его тревожили во время тренировки.

— Алексей Борисович, срочно! — густо пробасил помощник по кличке Бормот.

Нефед открыл глаза, смахнул с лица подсыхающие капли пота. Бормот подошел ближе, отвесил неуклюжий поклон. Сколько он ни учил их вежливости, все было бесполезно — японская вежливость, словно шелковый халат, рвалась на части под напором русского хамства.

— Ну? — Нефед взял в руку деревянный меч.

Бормот опасливо покосился на примитивное, но весьма болезненное орудие — разгневанный хозяин нередко пускал его в ход, отрабатывая удары на своих подчиненных.

— Клещ Косатого... видел...

Глаза Нефеда открылись шире, в них, как в

глубине темного, задымленного шатра, заплясал шальной огонек, разгорающийся все сильнее и ярче.

— Где?

Бормот снова покосился на деревянный меч — рука Нефеда, сжимающая рукоятку, побелела от напряжения. Желтоватые костяшки натянули темную кожу, Нефед сжался в комок, словно готовясь распрямиться в боевом прыжке.

— Вчера... По телевизору...

Нефед яростно глянул на Бормота.

— Ты што? Шутки шутишь?

Бормот на всякий случай отступил к стене.

— Какие шутки, хозяин! Клещ случайно включил ящик, а там Косатый на весь экран... это... — Бормот сглотнул слюну, готовясь произнести трудное слово, — иртевнью... тьфу... ирвентью...

— Интервью, баран! — терпеливо поправил его Нефед. — И что?

Бормот покивал головой, благодаря хозяина за помощь в произношении, и продолжил:

— ...А в конце и говорят — мол, так и так, директор полевыдческого... полеводочного...

— Полеводческого?..

— Ну да... полеводческого совхоза «Ударник» приглашает к ним на работу всех желающих... Кадров у них там не хватает...

Нефед целую минут в упор разглядывал лицо Бормота. Густая плотная краснота покрыла одутловатые, мощно вылепленные скулы Бормота.

— Адрес есть?

— Ну! — Бормот полез в карман. — Клещ запи-

сал... — он тщательно разгладил бумажку. — Значит, это где-то в Псковской области, Гыдовский... — Бормот покрутил головой, — слово какое-то... забав-

ное — Гыдовский...

— Дурак, Гдовский? — Нефед пристально разглядывал глуповатое потное лицо помощника.

Бормот пожал плечами.

— Ну, так я и говорю — Гыдовский!

Нефед протянул руку, выдернул бумажку, за-

глянул.

— Ну конечно, Гдовский!..

Бормот захлопал ресницами.

— Ну! Так я ж и говорю — Гыдовский!

Нефед махнул рукой с мечом, Бормот проворно отскочил в сторону. Деревянная, заостренная с обеих сторон плоскость распорола воздух спортзала надвое. Бормот захлопал ресницами, Нефед улыбнулся.

— Во сучонок! А? — он цокнул языком, словно тетерев на току. — Наши бабки прикарманил и в совхозе затырился. Во дает, стервец! Думал, не найдем? Ну! Ты скажи?

Бормот мощно кивнул.

— Найдем падлу! Из-под земли достанем!

Нефед продолжал возвышенный монолог:

— Но как схитрил? А? Признаюсь честно, я думал, что он уже где-нибудь в Калифорнии ширку варит, а он вишь где — в Псковской области...

— В Гыдовском районе... — радостно пробормотал Бормот. — Спрятался и молчит...

— Так если б молчал! — улыбнулся Нефед. — Он еще по телевизору речуги толкает! Оратор! Ритор!

— Как?! — радостно загоготал Бормот. — Клитор? Это точно, клитор — он и есть клитор!

Нефед, не оборачиваясь, пошел к выходу. У двери остановился, повернулся к тяжело ступающему следом Бормоту.

— Готовь бригаду — Клещ, Колька, Пузырь... — он внимательно посмотрел на Бормота. — Ты — за главного...

Они вышли в коридор. В длинном полутемном тоннеле сновали озабоченные сотрудники. Увидев шефа, вооруженного мечом, некоторые приостанавливались и почтительно кланялись. Нефед ничего не замечал — его сжигал охотничий азарт.

У дверей кабинета Нефед встал как вкопанный, посмотрел через плечо на помощника.

— Хотя, ладно, пусть Колька цехом занимается, — он радостно крякнул. — Сам поеду! Сам! Посмотрю в глаза этой гадине, б...скому выкормышу, посмотрю! — Нефед сплюнул себе под ноги, поднял голову. — В общем, возьми пушки, парочку акаэмов, не забудь браслеты — мы эту падаль сюда приве-

зем! — Ноздри Нефеда трепетали, раздувались, как капюшон кобры. — Казнить будем публично!

— При народе! — верноподданнически подтвердил Бормот.

— Чтоб через двадцать минут был готов! — бросил Нефед, закрывая за собой дверь.

— Всегда готов! — крикнул Бормот, со всех ног бросаясь выполнять указания шефа.

Нефед скинул с себя влажное кимоно, прошел в душевую кабинку, устроенную рядом с кабинетом. При мысли о том, что скоро он встретится с Косатым, подымалось настроение. Два года прошло, как Косатый, прихватив общак, ударился в бега. А ведь Нефед доверял ему как самому себе. В начале девяностых, как только Косатый приехал в Питер откуда-то из тьмутаракани, Нефед взял его к себе, обучил всем премудростям — ломать челюсти с одного удара, стрелять на бегу, играть в буру, решать любые вопросы. Надо отдать ему должное, Косатый был толковым малым. Иначе Нефед ни за что не поставил бы его на братский общак. Три года Косатый вел финансовые дела, считал и пересчитывал, напоминал и увещевал, и Нефед был рад иметь такого помощника. Но однажды утром Косатый вместе с деньгами сгинул в неизвестности. Поначалу Нефед никак не мог поверить, что этот деревенский парнишка — курносый, с непокорным чубом и крепкими руками настоящего крестьянина — способен на такую подлость. Но через несколько дней ему принесли список пассажиров, улетавших в тот день рейсом на Стокгольм. И там напротив серии и номера паспорта стояло знакомое имя и фамилия — Виталий Косатов. Тогда Нефед послал ему вдогонку бригаду из трех человек, но через неделю они вернулись — Косатый из Стокгольма вылетел в Нью-Йорк, а там его следы затерялись. Нефед никак не мог понять, как этому шустрецу удалось вывести такую кучу деньжищ. Ведь все, кто стоял на его каналах, клялись и божились, что Косатому не помогали. Теперь же стало все ясно — ничего он не вывозил. Все оставил здесь, вернулся, достал бабки и чухнул в Гдовский район, где и пристроился директором. И живет себе, в ус не дует...