По доброй воле отправляясь на тот свет, 16-летняя девочка пожелала своей матери долгой жизни – чтобы хоть ТАМ «пожить» спокойно...

За хлипкой стенкой дровяной сараюшки свирепствовал морозный ветер. Ира сидела на поленице дров, скорчившись и обхватив себя руками. В этот первый мартовский день на улице сто-ял трескучий мороз, а она оказалась в сарае в ситцевой рубашонке да тоненьких хлопчатобумажных трико. Хорошо, ноги успела сунуть в тапочки. Хотя это не помогало – их все равно больно обжигал колючий холод. Только одна щека горела огнем…

Зубы девочки выбивали дробь, и она никак не могла справиться с ними. Наверное, потому, что трясло ее не столько от холода, сколько от боли, горькой обиды и унижения.

Да что же она такого сделала?! Печь не успела затопить, опоздала на полчаса. Так ведь не гуляла же – корм скотине задавала, корову доила…

Но никаких доводов девочки не стала слушать ее мать. Дыша перегаром в лицо 16-летней дочке, залепила ей пощечину, грязно обматерила и, недрогнувшей рукой протащив Ирку до двери, вышвырнула на улицу. Дескать, не протопила печь – померзни же и ты, маленькая сучка!

Ира сначала стучала в дверь, трясясь на ветру, просила ее впустить. Потом, словно обжегшись, отдернула руку и медленно спустилась с крыльца – не будет она унижаться перед этим пьяным животным, в которое превратилась ее мать…

* * *

Возможно, если бы девочка родилась в семье алкоголиков, она воспринимала бы ругань и побои как данность, не задумываясь о другой жизни, где родители любят друг друга и своих деток. Но ведь была же такая жизнь и в их семье! В детских воспоминаниях Иры мама была красивой, свежей, уверенной в себе. Еще бы – Лидия Павловна работала главным агрономом совхоза. Под стать ей был и папа – главный зоотехник. Но большим авторитетом все же пользовалась жена. Имея редчайшие деловые качества и жесткий, властный, твердый характер, не терпящий возражений, она фактически являлась директором совхоза. Рабочие подчинялись ей беспрекословно, со всеми вопросами шли к ней, а не к директору, и она решала их проблемы.

Трудолюбивую, порядочную, дружную семью Гостинских, в которой подрастали двое деток – старшая Ирочка и младший Вова, — ставили в пример многим семьям…

Все пришло в упадок за какие-то года три. Лидия Павловна неожиданно пристрастилась к выпивке, все чаще стала появляться пьяной на работе. Из совхоза ее выгнали. Даже школьной уборщицей

Гостинская долго не продержалась – поперли и оттуда.

Под воздействием спиртного присущая ей жесткость превратилась в жестокость, властность переродилась в злобность и агрессивность. Подчиненных, кото-рые выносили бы все это, уже не было. Зато под рукой всегда оставалась дочь…

Лидия за малейший проступок избивала Иру, нередко до крови. Наибольшее удовольствие ей доставляло грязно оскорблять девочку в присутствии ее друзей. Ира стеснялась до слез, замкнулась в себе. А ведь о такой дочери многие семьи могли лишь мечтать — девочка-подросток добровольно взвалила на себя все хозяйство, так как больше смотреть его было некому, да еще успевала хорошо учиться.

Отец по роду деятельности частенько был в разъездах. Когда он приезжал домой, Ира расцветала, как робкий полевой цветок – ведь при муже Лидия не смела бить дочь, он всегда за нее заступался. И это послужило поводом для грязной сплетни, которую мать пустила о родной дочери, – будто бы она спит с собственным отцом…

Даже подруги перестали ходить к Ире, потому что боялись ее вечно пьяную и злобную мать.

Девочка смахнула со щеки слезу и невидящим взглядом уставилась перед собой. Кто знает, возможно, тогда, в продуваемом насквозь сарае, и пришла к ней мысль о самом простом и самом страшном выходе из ее ситуации…

* * *

…Субботним вечером Ира с подружкой Оксаной ходили в баню. Едва успели переступить порог дома Гостинских, как на девочку налетела пьяная мать:

— Ты почему, дрянь, посуду не вымыла?! – заорала она.

— Посуда вымыта! Да ты не посмотрела даже, сделала ли я это! Тебе лишь бы кричать! – огрызнулась дочь.

Но Лидия продолжала сыпать на нее оскорбления и угрозы. Как ни крепилась Ира, но все же не выдержала и заплакала.

— Она еще гавкать мне тут будет! – продолжала неистовствовать мать. – Да ты должна мне ноги мыть и воду пить! Живешь тут у меня на иждивении… Захочу, на хлеб и воду посажу!

— Слушай, да если я тебе так уж не нужна, отдай меня в детдом, — всхлипнула Ира.

Эту просьбу Лидия оставила без комментариев – как же она могла отдать свою домработницу и козла отпущения по совместительству? Но последнее слово все равно осталось за ней. Щелкнув выключателем, она оставила девочек в полной темноте:

— Нечего мне свет жечь, не ты платишь!

Плачущая девочка опустилась на стул. Оксана молча гладила ее по мокрым волосам, не зная, что сказать. Да и что тут скажешь?

— Не могу больше, лучше мне умереть! – рыдала Ира. – Умру – сама будет реветь над могилой! Только поздно уже будет, поздно!

— Что ты, Ирочка?! – перепугалась подружка. – И думать о таком не смей! Все еще будет хорошо!

— Об этом можно лишь мечтать… — вздохнула Ира.

В тот же вечер она показала подруге литровую стеклянную банку с отбитым дном. Осколки стекла были точно лепестки стеклянного цветка. Сбоку Ира наклеила картинку, вырезанную с обертки шоколада «Аленка», — пухленькую улыбающуюся девочку.

— Вот, поставишь ее мне на могилу, — улыбаясь сквозь слезы, попросила она…

Не развеселилась Ира и в клубе на танцах. То и дело смахивала она набегающие слезы. А потом, прощаясь с соседями у своей калитки, сказала:

— Приходите ко мне во вторник. На кофе…

А наутро отец, вышедший кормить скотину, нашел свою Иру в сарае висящей в петле. Вызвали «скорую», да без толку – худенькое тело уже успело окоченеть. Рядом с юной покойницей нашлась и предсмертная записка: «26 октября я умру. Мать, ты говорила, что я буду кусать локти, но будешь кусать их ты. Я тебя люблю, хоть ты и стерва. Если будешь так пить дальше, ты лишишься своего единственного сына. Я не хочу, чтобы ты страдала. А вот ты, я хочу, чтобы ты поняла, какая ты была дура и до чего ты довела собственную дочь. Поплачь, моя милая мамочка. Я хочу, чтобы на тебя тыкали пальцами, чтобы тебя бросили все твои подружки. Но смерти твоей я не хочу. Дай хоть там пожить спокойно. Я думаю, Бог простит меня, учтет мои мучения на земле. Грызи локти!»

Так Ира простилась с женщиной, которая должна была стать ей самым близким и дорогим человеком…

* * *

Уголовные дела по статье «Доведение до самоубийства» возбуждаются, а тем более доходят до суда редко – как правило, тяжело доказать вину преступника. Но в этом случае зло, совершенное Лидией Павловной, не осталось безнаказанным. Главным «свидетелем» обвинения стала обычная школьная тетрадка – дневник, которому Ира доверяла все свои горести и обиды.

«Моя мать зависит от спиртного, — однажды написала девочка. – Она оскорбляет меня, унижает, как может, во всем упрекает, ревнует к папе. Я лучше умру, чем буду слушать ее оскорбления»…

Девочка-подросток, исходя из своего горького опыта, пыталась осмыслить место человека в мире и пришла к выводу о существовании двух обществ: «Общество №1 – это хорошие, порядочные люди. А общество №2 – люди, зависящие от алкоголя и потерявшие свой человеческий облик. Такие, как моя мать…»

А Лидия Павловна между тем не особенно и винила себя в смерти дочери. Во всяком случае, на суде она категорически отказалась признать свою вину. Согласилась лишь с тем, что иногда Ира «попадала под горячую руку». В остальном же, по мнению мамаши, у них были нормальные отношения, и она даже представить себе не может, с чего это девке взбрело в голову вешаться…

Опустившуюся алкоголичку, погубившую юную жизнь, приговорили к 2 годам лишения свободы.

"P.S. Ирочку уже не вернуть. Но еще многие дети, находящихся в схожем положении, живы, и их нужно спасать! К сожалению, за Ирочку никто не вступился должным образом – ни отец, оттаскивавший пьяную жену от дочери и уезжавший на следующий день

Гарри и Дафна прожили вместе восемь лет. Вначале он был звездой кино, она – никем....

Комментарии (1)